А Тавропола — долгожданное доказательство того, что Амага стала женщиной. Девушка украла немного крови из жертвенника и показала жрице багровое пятно на хитоне.

Тавропола понюхала пятно и недоверчиво искривила нос. Морщинки разбежались по старому лицу, как трещины по замерзшей воде, но Амага не отвела взгляда. В конце концов, если ей суждено было стать жрицей Девы, то она заслуживает капли жертвенного подарка.

Ночью за ней пришел Сакатево. В тенях масляного факела он казался отвратительным фавном. Кожу Амаги покрыли сироты. А вдруг ее обман открылся и жрица решила, что она недостойна? Тогда у Амаги один путь: ее голова окажется на сваи, а кровь попадет в колодец Девы. Девушка поднялась с матраца. Ноги дрожали от слабости.

— Куда ты меня ведешь?

— Крестное локно, — прошептал кривой и коснулся впадинки на упавшей груди. Темные глаза удивительно сверкнули.

Сакатево привел ее в большой зал, который заливало бледное сияние луны. Плита из Лона Девы была отвергнута. Тавропола безумно водила глазами. Амага вспомнила ночь смерти отца и увидела блеск ножа, спрятанного в складках гиматрия жрицы. Рука слуги сомкнулась на предплечье девушки. Амага стиснула зубы.

Жрица слишком самонадеянна, если думает, что они вдвоем смогут ее преодолеть.

— Ты мне соврала. Об этом сказала Дева.

— Я ей нужна! — Амага сделала отчаянную попытку потянуть время.

— Ты в нее не веришь, — в голосе Таврополы проступила горечь. Она подошла к статуе и кончиком ножа провела по только ей известной впадине. — Но удивительно, что ты не ошибаешься. Ты ей нужна.

На ноге богини открылся тайный глазок. Жрица нажала на рычаг. В глубинах Лона заскрипело. Служитель наклонился и достал из ямы что-то завернутое в кожу, а затем с огромной осторожностью развернул сверток и передал жрице.

— Крестное локно.

Но протянула обе руки, словно собиралась обнять ребенка. Амага перевела взгляд с одного вдохновенного лица на другое и удивленно посмотрела на

инкрустированную золотом люльку — крестное локно: «Если это подарок богини, то нет ничего удивительного, что она призывает себе на службу безумцев».

Клятва стеречь Золотую Колыбель Девы дала Амазе относительную свободу. Даже

Сакатево стал смотреть на нее с уважением. В его сопровождении она начала выходить в деревню. Зима заставляла мужчин проводить все дни в степи в поисках добычи. Но все попытки Амаги заговорить с женщинами терпели неудачу.

Они испуганно прятались. А после того, как она протянула девочке с тугим животом засушенную сливу с их же подносов, стали хоронить детей, — «словно несъеденное богиней лучше выбросить, чем отдать голодному». Но ей все же удалось увидеть место, где держали Таргу, и от увиденного у нее сжалось горло. Это была та самая яма, где когда-то они сидели с отцом. Следовательно, его готовили не вожди и не шаманы. Даже если бы повезло, даже если бы она досталась туда незамеченной, ей бы не хватило сил вытащить его своими силами.

— Продержись еще немного, я спасу, — прошептала Амага, делая вид, что повторяет очередной глупый гимн, и поймала на себе злой взгляд Таврополы.

Жрица уже несколько раз говорила, чтобы она бросила думать о прошлом.

— Ты поклялась Деве и Золотой Колыбели забыть свою прошлую жизнь!

Как же это противоречило тому, что говорил отец: «Ты должен сделать все, чтобы

Тарг жил».

Амага не сомневалась, что жрица приставила Сакатево следить за ней. Но когда ты вырос под наблюдением многочисленных тетушек, обмануть калеку несложно. На третий день сатурналий, когда стая Фоанта вернулась в селение, Амага напоила служку молоком, настоянным на зелье Таврополы, и незамеченной вышла из храма. Дикари отмечали праздник по-своему: жгли костры, ели вонючее мясо.

и пили увядшее молоко кобылиц. Но, как говорили тетушки, праздники для всех мужчин заканчиваются одинаково — пьяным сном. Амага вошла в дом

Фоанта в самое глухое время. Уже начало светать. Даже полуночные пьяницы свалились носами в пустые тарелки.

Вождь сидел за столом, будто только и ожидал, что она придет. Со шкурами на плечах он был как гора. Перед ним стояло несколько пустых чаш. Фоант не двигался. Амага уже подумала, не спит ли он с открытыми глазами.

Вождь клипнул и показал жестом подойти.

— Я хочу сделку! Твое племя приходит в упадок. Я знаю, как помочь, — на одном дыхании выпалила девушка.

— Ты говоришь от имени своей богини или от себя, маленькая жрица? -

Фоант нашел недопитую чашу и опрокинул ее содержимое в горло.

На мгновение Амага растерялась. Не лучше ли соврать? Сказать, что она пришла по воле Девы. Но Фоант ее опередил:

— Ты ее не слышишь, не правда ли?

— Из меня не выйдет жрица. Дева ко мне не говорит.

— Или ты не способна ее услышать. Ты осталась жива только потому, что должна стать жрицей. Зачем нам просто какая девочка?

Целую вечность Амага смотрела в неуверенные, словно весенний лед, глаза. Горло схватило спазм, но ей удалось договорить:

— Я знаю, где Тавропола хоронит сокровище Девы. Он позволит тебе обуздать землю и спасет твоих людей. Но ты должен отпустить меня и брата моего.

— Золотая Колыбель, — снова удивил ее Фоант. — Я слышал о ней. Но старуха не захотела показывать. Ты любишь своего брата?

«Почему он спрашивает?» — возмутилась Амага. А потом вспомнила историю Фоанта.

Он предал брата. Хотел захватить власть, сжег капище и был проклят собственной семьей. Разве он знает, что значит быть преданным брату?

— Да. Нет. Я обещала, — сказали ее уста.

— Я так и думал. — Зеленые глаза Фоанта сверкнули. — Договорились. Я посмотрю на эту Золотую Колыбель, а ты получишь брата.

— Мы не похожи, грязный ты дикарь, — шептала Амага, покидая дом вождя. К сердцу словно заполз червь. Голосами тети он кричал, что она предательница, что боги и души умерших ей этого не простят. Но Амага их не слушала. Если для того, чтобы им с Таргом выжить, нужно предать богиню, что же

— они сами ее заставили. Девушка посмотрела на